Я не жанрист, меня никогда не увлекали жанровые подробности, и я не был поклонником голландской школы живописи. Поэтому во всех случаях, когда мне приходилось иметь дело с иллюстрациями, я стремился к таким литературным произведениям, которые дали бы мне возможность создать иллюстрации не жанровые, а торжественные или, если хотите, более отвлеченные, более «шекспировские». А если я и сталкивался с произведением иного характера, то пытался перевести его в другой «ключ». Насколько это удавалось, судить, конечно, не мне, а читателям.

Получив задание сделать иллюстрации к «Гамлету» и «Макбету» Шекспира, я должен был в первую очередь найти сюжет, который бы с моей точки зрения выразил в иллюстрации драматургическую коллизию пьесы; для меня как для иллюстратора сюжет играет очень важную роль в том, что я иллюстрирую, хотя, конечно, этим мое отношение к литературному произведению не исчерпывается.

Шекспира можно иллюстрировать по-разному. Можно подходить с позиций исторической иллюстрации, тогда, очевидно, художник возьмет мелкий масштаб и детально разработает обстановку, место действия, не очень считаясь с краткими ремарками автора. Так делал английский иллюстратор Джильберт. Он скорее исторический рисовальщик, чем интерпретатор психологической основы шекспировской драмы или комедии.

Мне не хотелось идти по этому пути, но вместе с тем я понимал, что необходимо создать иллюстрации, в которых историческая обстановка все-таки будет показана. Воссоздание исторической обстановки – дело всегда трудное и сложное. С этим я столкнулся и при оформлении спектакля «Король Лир» в театре Моссовета. Если судить по тексту, то действие происходит еще во времена родового строя. Материал, который я отыскал (а помогал мне в этом покойный ныне С.С.Мокульский), не дал возможности точно установить исторические подробности обстановки – одежды, архитектуры и т.д. Таким образом, я должен был создавать спектакль скорее по ощущению, чем по историческим данным, хотя в основу оформления была положена дороманская архитектура или первые шаги романской архитектуры. Трудно было восстановить и костюмы того времени. Люди тогда, по-видимому, одевались или в кожу, или в льняные и конопляные ткани, которые могли быть окрашены лишь в сдержанные цвета. А мне хотелось, чтобы цвета одежды были звучными. Этого требовал и весь приподнятый, торжественный строй спектакля.

У Шекспира в «Короле Лире», как обычно, быстрая смена сцен; в соответствии с этим великий драматург и строил свои ремарки: «Зала», «В поле» и т.д.; в общем, это чистые условности, а мне хотелось охарактеризовать место действия, хотя бы и в очень кратких «словах». Тогда я остановился на черном бархате как основе оформления. И на нем давал уже детали, стараясь идти за шекспировскими ремарками. Должен сказать, что спектакль удался. Он получился целеустремленным по художественному замыслу.

В иллюстрациях, естественно, задача была несколько другая. Я не стремился к историчности. Мне хотелось повести психологический разговор. Поэтому в одном случае я решил показать леди Макбет, когда она со свечой бродит по замку, что позволило мне сосредоточить все внимание на еедушевном состоянии. В другом случае я изобразил Гамлета и Офелию в момент, когда он ей предлагает идти в монастырь. Гамлета я дал насмешливым, немного раздраженным, а ее – скованную, не знающую, что ответить и как себя вести.

Позже издательство «Искусство» предложило мне проиллюстрировать большое собрание сочинений Шекспира. Скажу прямо, мне было лестно, так как я не знал ни одного русского художника, которому бы это поручали. И вместе с тем я прекрасно понимал, что одному человеку выполнить такую грандиозную работу почти невозможно. Издательство «Искусство» задумало издать все произведения Шекспира – драматические и поэтические, мне представлялась возможность дать по 2-3 иллюстрации к каждой пьесе. Но я чувствовал, что это слишком огромная задача, хотя работа и растягивалась на несколько лет. И я решил делать к каждой пьесе фронтиспис. Работа ответственная, фронтиспис можно сравнить с увертюрой, в которой заключена основная тема произведения.

Я сразу отказался от иллюстраций исторического характера. Мне хотелось по возможности гравировать такие иллюстрации, в которых основное внимание можно сосредоточить на действующих лицах, на их человеческой, психологической характеристике. Можно было бы отказаться от рамки, располагая фигуры по белому полю листа, и почти не включать в композицию предметов, посторонних действию. Но здесь обнаружилась своя опасность – такие иллюстрации могли оказаться слишком однообразными по композиции и по силуэту. Пришлось бы изображать одну-две или три фигуры и сопоставление их на листе стало бы неминуемо повторяться. Я решил пойти на некоторую хитростъ: сделать как бы узкие фрагменты, ограниченные рамкой, вертикальные вырезки из сценического действия. Это давало возможность изобразить только небольшую часть действия, всего две-три фигуры, а зрителю тем самым додумать то, что оставалось за узкими рамками моего изображения.

При этом я хотел, чтобы иллюстрации были бы и самостоятельными произведениями и вместе о тем, будучи частью общего оформительского замысла, связывались со всеми остальными элементами книги. Совместно с художником А.В.Ермаковым я делал и внешнее оформление книги, делал и заставки для каждого акта, в которые старался ввести архитектурные детали, характерные для места действия пьесы.

У Шекспира все драматические произведения делятся на трагедии и комедии. Сначала у меня получилось так, что иллюстрации к трагедиям были довольно темные по тону, а к комедиям – более светлые; но потом, к сожалению, эти грани стерлись, и они все более или менее оказались схожими.

Почему же это произошло? Давая фрагменты обстановки, фрагменты места действия, я старался изобразить в каждой иллюстрации глубину; мне не хотелось, чтобы иллюстрации были расположены только по плоскости листа. Содержательность шекспировских мыслей и сложность чувств, все психологические коллизии, даже исторические конфликты, которые выливаются в драматическую форму, – словом, все глубочайшие переживания героев Шекспира не могут быть выражены, как мне кажется, если ограничиться только показом движения фигур в одной плоскости – тогда снизится напряжение и сила действия шекспировской драмы.

С другой стороны, мне казалось, что в отличие от драматургии Пушкина или от Мериме, с которым я сталкивался и как с драматургом, образы, созданные Шекспиром, более тяжелы по цвету; поэтому черный цвет мне казался особенно созвучным Шекспиру. Мне представлялась черная глубина, из которой вдруг появлялась человеческая фигура, и тогда иллюстрация отдаленно напоминала живописцев ХVII века – Рембрандта или Креспи.

Затем встала еще одна, едва ли не основная проблема: как выразить психологические коллизии шекспировской драматургии? Можно было стремиться раскрыть переживания героев через их лица. Это было бы чрезвычайно трудно: лица небольшие по размеру, нужна необычайная меткость. Поэтому я стал искать наиболее выразительные формы для передачи душевного состояния героев; это должно было быть действие, выражающее основную драматургическую кульминацию шекспировской пьесы.

Конечно, не всегда драматургическая кульминация выражается в активном действии, – я понимал это. Но если нужно сделать иллюстрации к сорока пяти пьесам, то только в статических фигурах найти выражение кульминации трудно; поэтому действие, жизненность были для меня очень важны. Вероятно потому, что я всегда вспоминал театр, где действие развертывалось на сцене по горизонтали и в глубину, где у актера активно действуют руки, ноги, весь корпус, я не мог ограничиться статическим состоянием героев, условнымнеглубоким пространством, в котором развертывается действие. Я не старался в своих иллюстрациях подчеркнуть, что иллюстрирую именно пьесу. Просто хотелось изобразить жизнь, о которой рассказал Шекспир. Я, конечно, не хочу сказать, что со всем справился в этой сложнейшей задаче. Так, серия иллюстраций к пьесам, где действие происходит в Греции или Риме, на мой взгляд, удалась меньше, чем та серия, где изображалась Италия или Англия. Наверное, здесь сказалась моя индивидуальность, хотя моя работа над драмой Шекспира «Троил и Крессида». как и над «Генрихом IV», была отмечена на Международной выставке искусства книги социалистических стран 1959 года в Лейпциге золотой медалью. Но это были наиболее удачные иллюстрации для такого рода «классических» пьес.

Самый последний том – иллюстрации к сонетам и поэмам Шекспира: оставил примерно тот же тип иллюстрации, но меньшего размера, в которых трудно было передать сюжетную, сторону действия. Хотелось сделать своеобразную изобразительную метафору на поэтический строй Шекспира. Я помнил, как Владимир Андреевич Фаворский иллюстрировал сонеты Шекспира, и понимал, что лучше и интереснее это сделать трудно. Нужно было искать совсем другую иллюстративную форму.

Чтобы по-настоящему проиллюстрировать Шекспира, нужно работать десять-пятнадцать лет. Срок издания книг был значительно меньший, правда, издательство меня не торопило, и я по мере сил старался выполнить задачу, которую ставили передо мной.

Остался ли я доволен работой? Чем-то остался доволен. Прежде всего тем, что соприкоснулся с величайшим драматургом, со сложными человеческими переживаниями. Гигантское общечеловеческое содержание драматургии Шекспира заставляло и меня мыслить иными масштабами.

Когда Гослитиздат задумал выпустить в 1964 году издания – к 400-летию со дня рождения гениального драматурга, я получил заказ. Мне было разрешено выбрать пьесу, которую я хотел. Гослитиздат намеревался отметить этот юбилей выпуском двух книг: одна – «Двенадцатая ночь» с иллюстрациями Д. Шмаринова и вторая та, которую я сам предложу. Я остановился на «Гамлете», потому что из всех героев шекспировской драматургии Гамлет представляется мне наиболее интеллектуальным человеком. Трагедия интеллектуального человека, попавшего в грубую, злобную, завистливую среду, меня всегда особенно трогала и интересовала. И потом Гамлет в шекспировском изображении – очень сложный образ, поворачивающийся к зрителю самыми разными сторонами своего существа.

Думая о формате книги, о ее размере, я решил: нужна книга такого формата, которая могла бы жить с тобой, которую было бы удобно читать везде – в метро, в трамвае. И я остановился на маленьком формате. А раз я рассчитывал сделать книгу для чтения, я не хотел загружать ее иллюстрациями. Поэтому мне показалось правильным сделать изобразительные вступления к актам, отметив в них то, что мне представлялось наиболее существенным: показать Гамлета в разных его душевных движениях, и постараться как бы намекнуть на всех остальных действующих лиц, на всех тех, кто его окружает.

Помимо того, мне хотелось своими иллюстрациями создать ощущение беспокойства, постоянно испытываемого Гамлетом. Хотелось это беспокойство передать не только в изображаемых событиях, но и в самой форме изображения – черное, на нем жесткий белый штрих, нервные белые пятна, угловатые силуэты, острые и ломкие штрихи, быстрые и короткие движения штихеля...

Сначала я сделал общий фронтиспис: изобразил Гамлета с книжкой в Эльсинорском замке. Он стоит, перед ним окно, забранное решеткой, перед ним свеча, при которой можно читать. Хотелось сделать его мыслящим, созерцающим, думающим над книгой, тем более что, по Шекспиру, Гамлет часто появляется с книгой.

Затем я приступил к вступительным разворотам, к актам. Основная иллюстрация – на левой странице, на правой – как бы изобразительный «ответ» к ней. Иллюстрации задуманы разных масштабов и разных размеров – то в виде узкой полосы, то почти квадратные. Это, как мне казалось, тоже должно было подчеркнуть беспокойство.

По-актно выбрал я следующие моменты для иллюстрирования – сначала сцены, где Гамлет обращается к тени своего отца; на левой странице Гамлет романтический, порывистый; на правой – тень отца.

Второй акт – король с королевой и двор. Розенкранц и Гильденстерн, Полоний. Затем диалог – Гамлет и королева; разговор с матерью, драматический, страстный, раскрывающий мятежную и чистую душу Гамлета. А на другойстранице Гамлет со шпагой – он хочет убить короля, но останавливается... Наконец, Офелия, ее сумасшествие.

В последнем акте я изобразил Гамлета с черепом Йорика и внизу могильщика – наиболее точно нарисованное с натуры действующее лицо трагедии. На правой стороне я изобразил Гамлета со шпагой, отражающего удары. Эта же иллюстрация дана и на суперобложке. Таким образом, я начинаю с Гамлета действующего, затем на фронтисписе – Гамлет размышляющий и в конце Гамлет со шпагой – снова Гамлет действующий.

Маленькие гравюрки, изображающие то часть замка, то свод с фонарем, то солдата, – это концовки или заставки. Они статичны.

Иллюстрирование «Гамлета» Шекспира считал чрезвычайно ответственным. Но художник-иллюстратор должен работать над большим произведением литературы, чтобы его жизнь не прошла даром. Шекспир учит художника, дает возможность ему развернуться. Большой писатель заставляет решать большие проблемы. Если берешь маленькую литературу, маленькое произведение, то плаваешь в мелочах, а если берешь крупное, масштабное произведение с большими чувствами, с большими запросами, то оно толкает на серьезные размышления и решения.

При оформлении спектакля «Братья Карамазовы» по Ф.Достоевскому в Художественном театре я соприкоснулся с творчеством другого великого писателя. Это давало духовное обогащение. В последней моей работе в театре – оформление спектакля «Егор Булычев и другие» М.Горького во МХАТе – мы вместе с постановщиком Б.Н.Ливановым решали задачу «шекспиризации» этой пьесы. Мы хотели вывести героев из простых жанровых отношений, как бы приподнять их. Не знаю, вышло ли то, что хотелось, но в самом таковом подходе к спектаклю, наверное, повинен великий Шекспир, над изданиями которого я много и с огромной радостью работал.